Холодно и мерзко. Льет дождь, похоже, лета совсем уж не будет… На стекло липнут противные скользкие листья, некогда бывшие такими красивыми, зелеными, свежими. Прохожие кутаются в плащи, утыкаются носами в шарфы, пахнущие шкафом, и торопятся домой, к любимому телевизору и теплому пледу. В лужах отражаются поникшие витрины, плачущие дождем, кафе время от времени выпускают из своего чрева очередных посетителей, так и не сумевших согреться пивом, а по тротуарам торопливо снуют капли, напрочь отгоняя надежду на бабье лето.

Ты торопишься домой, как все. Ты всегда пытаешься вести себя, как все. Ты подражаешь своим друзьям, хотя тебе этого не нужно, ты хочешь казаться настоящим, правильным мужчиной. Но у тебя ничего не получается, никогда, сколько я тебя знаю, потому что ты – не такой как все. Ты даже не умеешь сказать, что любишь меня. Но я прощаю тебя, потому что ты – особенный. Вот и сейчас ты тоже кутаешься в пиджак, на тебя оборачиваются прохожие, потому что одет ты явно не по погоде. Но тебе безразлично, что туфли промокнут, а нос утром будет красным и сопливым. Ты не замечаешь, что вода, осенняя темная вода, безжалостно льется тебе за шиворот, тебе наплевать на то, что ты уже стал частью этого холодного осеннего вечера. Ты знаешь, что тебя ждет сегодня награда за мокрость и мерзкость торопливой прогулки по серому городу – сегодня ты обещал мне приготовить нечто необычное, горячее, как твои руки у камина, обжигающее, как твои губы утром.

Я уже жду тебя дома, закутавшись в мохнатый свитер, пахнущий тобой. Ты вбегаешь, касаешься моей щеки мокрой ласковой щетиной и направляешься прямиком на кухню – сегодня твой вечер, сегодня ты обещал мне что-то особенное, деликатесное. Мне запрещено заходить на кухню, когда ты священнодействуешь, но в желтом дверном проеме я вижу все. Ты ставишь на плиту кастрюлю, выливаешь туда вино из бутылки (по-моему, это мой любимый Каберне, а, может быть, любое другое сухое вино – в нашем доме оно всегда в избытке), и колдуешь над начавшей источать тонкий аромат жидкостью, как над неким древним варевом. Я улавливаю горчащий запах корицы – ты ломаешь палочки, бережно опуская их в кастрюлю, и чуть приторный – гвоздики, которую ты так же осторожно, как стеклянную, кладешь в вино, старательно перемешивая при этом деревянной лопаткой. Через пару минут я уже с трудом сдерживаюсь от того, чтобы подойти к тебе сзади, встать на цыпочки и дотронуться губами до твоего пушистого затылка, и, как бы уловив мое желание, ты оборачиваешься, протягиваешь руку, говоря, что еще не все готово, еще нужно подождать. Я не протестую, я знаю, что ты стараешься для меня, но мне так хочется, чтобы ты сидел рядом, чтобы я смотрела в твои шоколадные глаза, мне так не хватает иногда твоего тепла…

Похоже, ритуал подходит к концу. Ты бережно, как ребенка, снимаешь с огня кастрюлю с начавшим закипать вином, добавляешь туда немного рому и меда, и сквозь прозрачные стенки кастрюли мне становится видно, что напиток отблескивает всеми цветами алого и красного, переливаясь в свете теплой янтарной лампы. Прикусив губу, ты режешь лимон, нежно, старательно, чтобы получились тонкие, эфемерно-полупрозрачные ломтики. Ты разливаешь вино в высокие прозрачные бокалы, аккуратно, по стеночке, а потом опускаешь в каждый бокал по две дольки лимона.

Ты идешь к дивану, на котором жду тебя я, ты бережно несешь на подносе благоухающие специями бокалы, в них искрится вино, светится лимон, а запах по комнате разносится такой, что мне хочется обратно, в лето, к теплу и солнцу. Но у меня есть ты – и сегодня вечером мы будем пить глинтвейн, который ты называешь горячим вином, пробовать на вкус это терпковатое чудо, от которого становится тепло и уютно, и говорить о том, как мы любим друг друга. Говорить буду я, потому что ты не умеешь этого делать, как все мужчины.

Автор: Ленка Лазарева

Порекомендовать статью Распечатать статью

Оценка статьи Результат: 3.50